Мне стыдно,
поэтому я плохо вижу
(живая практика)
Ко мне обратилась молодая красивая женщина Мила с просьбой помочь ей исследовать психологическую причину снижения зрения. Она сказала, что в последнее время стала совсем плохо видеть. На глазах появляется пелена, как будто в них капнули масло, картинка расплывается.
Записалась к окулисту, но решила исследовать со всех сторон – и с психосоматической тоже.
Стали смотреть.
Работали в рамках эмоционально-образной терапии.
Я попросила Милу представить, на что больше всего похож ее симптом в виде образа.
Ей представились очки в виде двух облачков с душкой.
Очки были одеты на глаза Милы и надо было понять, что происходит в её психике и находит отражение в этом образе.
Я попросила Милу идентифицироваться с частью личности, которую представляли очки, и спросила:
- Зачем вы существуете, очки? Какая ваша задача? Что вы делаете для Милы?
- Мы ее защищаем, - ответила Мила из образа очков, - помогаем не видеть то, в кого она превращается.
- А в кого она превращается? – спрашиваю.
- В бомжиху, - с отвращением сказала Мила. - Она настойчиво превращается из прекрасной актрисы в пьющую, курящую, беззубую бомжиху на помойке.
Я удивилась. И, посмотрев на прекрасную молодую женщину, спросила:
- Мила, я вижу перед собой прекрасную женщину. А о ком говорят эти очки?
- Обо мне, - сказала Мила.
Что оказалось.
Мила живет обычную состоятельную подмосковную жизнь – муж, двое детей, дом, друзья, работа. Частью ее жизни является встреча с друзьями и алкоголь. Посидеть в выходные с друзьями – выпить пива или вина – это всегда в удовольствие.
Но в случае Милы употребление вина всегда сопровождалось сильным осуждением и обвинениями.
Папа Милы был алкоголиком, мама боялась алкоголя, потому что многие спивались там, где она росла. И она просила Милу никогда не пить. Муж Милы тоже по своим причинам не хотел, чтобы жена пила алкоголь, считал, что безболезненно это может делать только мужчина. Как мы знаем, семейные детские травмы не избирательны – им все равно, где сколько, какая при этом жизнь и личность. Если опьянел, значит опасно. И члены семьи каждый раз осуждали Милу даже за бокал вина, не понимая, что тем самым они лишь усугубляют ситуацию. Не зря говорят, что со-зависимый сам того не понимая, поддерживает зависимость. В этом часто проявляется алкогольный парадокс.
Если его к этому принуждать, он будет пить еще больше, возможно, тайно.
Основа зависимости в том, что алкоголь становится средством борьбы за потребность, как правило, средством борьбы за свободу.
Один человек мне описывал: «выпивая, я расслабляюсь и внутреннее говорю всем: я вправе решать, что делать, а что не делать. В этот момент я свободен, и никто не может мной управлять. Жаль, что потом становится еще хуже».
Вы увидите в этом отголосок того, что позже опишет Мила.
Человек ловит себя в ловушку зависимости от со-зависимого человека – прилипает к нему детской частью, которая не осознает своих взрослых ресурсов. И старается соответствовать его ожиданиям, не развиваясь и не вырастая в со-зависимых (симбиотических) отношениях.
Об этом писал и Эрих Фромм, и Франц Рупперт.
Но потребность в свободе кричит о себе внутри. Потенциалы хотят прорваться, хоть и задушены.
И тогда человек берется за алкоголь, копируя эту компенсаторную модель в семье или где-то еще.
Выпивая, человек как бы кричит:
«Я свободен. Я пришел (пришла) в этот мир не для того, чтобы соответствовать вашим ожиданиям, соответствовать которым у меня нет сил и желания. Сами справляйтесь со своими травмами».
Но он не может осознать, что САМ принял эти ожидания как часть своего долга. САМ им следует только потому что САМ ждет от других поддержки и принятия, не раскрывая своих ресурсов. И получается он остается хорошим, правильным, но не свободным.
И только алкоголь дает ему возможность временно выдохнуть.
Но это иллюзия. Сколько бы алкоголя человек ни пил, он остается несвободным. Ну не может алкоголь дать свободу. Это очевидно. Наоборот, через какое-то время алкоголь только усугубит травму, которую решает, усилив само-бичевание.
Истинное решение в свободе выбора. И это влечет за собой решение действовать, начинать какую-то деятельность, раскрывать свои потенциалы. Раскрытие взрослых ресурсов отключает человека от необходимости соответствовать.
Вот что-то похожее случилось и с Милой.
Но сначала мы стали вспоминать случаи, в которых Милу осуждали за выпитое вино.
Муж делал это жестко, хотя сам любил выпить в компании с удовольствием.
Мама тоже осуждала и тоже была не против в компании друзей выпить алкоголь.
Мне важно было узнать, что при этом происходило внутри Милы, ее реакции и отношение.
- Мила, - спросила я, - а когда муж осудил тебя в пятницу за бокал вина, послушай себя – а ты себя осудила?
- Однозначно да, - вздохнула Мила. – Я тоже себя ругаю.
- То есть в тебе есть часть, которая стоит на стороне мамы и мужа и тоже ругается, так?
- Да, - кивнула Мила.
- Давай на нее посмотрим, - предложила я, - представь перед собой две части - ту часть, которая ругается и ту часть, на кого она ругается.
Миле спонтанно представились:
беззубая пьяная бомжиха – так запечатлелся образ, которым ругалась на неё мама («закончишь жизнь как бомжиха»)
и
белая фарфоровая безупречная статуэтка – внутренний критик.
- Красивая, но не живая, - сказала я. – Им похоже обеим нужна помощь. Для чего этот критик в тебе существует? Какую потребность эта часть личности хочет удовлетворить?
Через этот анализ мы с Милой вышли на то, что ей было запрещено в детстве не соответствовать тому, что хотели видеть родители. Её часто ругали, наказывали, придирались несмотря на то, что умненькая от природы девочка очень хорошо училась, все делала по дому, вообще росла хорошим ребенком просто в среде недовольных собой родителей. И нужно было эту девочку освободить от прошлого недовольства ей.
Ей нужно было дать себе разрешение быть не идеальной, а живой.
Ей нужно было ожить, стать собой уже в других реалиях, услышать свои потребности, а не болезненные потребности и ожидания других.
Потребовалось снять фиксацию Милы на старой детской установке «мне нужно соответствовать ожиданиям», которая компенсировала старую детскую травму несоответствия.
Мила дала поддержку части личности, представленной фарфоровой фигуркой, дала этой части опыта принятие, энергетическую поддержку, сняла с нее родительское предписание «ты рождена, чтобы радовать меня, соответствуй!».
Мила разрешила этой части быть свободной и разрешила ей быть правильной исключительно для себя, делать что-то или не делать что-то для себя, пить вино или переставать пить вино для себя (!) и наслаждаться всем этим.
Часть, на которую мама когда-то «одела костюмчик бомжихи», Мила тоже поддержала, вывела в реальность, сказала: «никакая ты не алкоголичка, и я не будет делать из тебя бомжа», дала ей те же самые разрешения, что и фарфоровой статуэтке. Это же, по сути, две части одной травмы, расщепленные на обесцененную часть и часть, вставшую на ее защиту - через критику вернуть благосклонность мамы.
Мила разрешила ей пить красиво, не пить красиво, отказываться от вина, но главное, что все для себя самой, самой решать, что делать, как надо и для чего.
И то и то может быть красивым, живым и приносить удовольствие.
Главное – это выбрать и разрешить себе выбирать, даже если кто-то против.
Решение проблем могут быть объективными или субъективными.
Субъективные действия мы делаем во внутренней реальности. Только внутри, в воображении.
Объективные – во внешней реальности в виде конкретных действий.
На встрече мы сделали с Милой субъективную внутреннюю работу, убирая то разрушающее, что запрограммировалось в ней в детстве.
И потом Мила доделала эту работу в объективной реальности уже в отношениях с мужем. Мила описала это и разрешила поделиться.
Записалась к окулисту, но решила исследовать со всех сторон – и с психосоматической тоже.
Стали смотреть.
Работали в рамках эмоционально-образной терапии.
Я попросила Милу представить, на что больше всего похож ее симптом в виде образа.
Ей представились очки в виде двух облачков с душкой.
Очки были одеты на глаза Милы и надо было понять, что происходит в её психике и находит отражение в этом образе.
Я попросила Милу идентифицироваться с частью личности, которую представляли очки, и спросила:
- Зачем вы существуете, очки? Какая ваша задача? Что вы делаете для Милы?
- Мы ее защищаем, - ответила Мила из образа очков, - помогаем не видеть то, в кого она превращается.
- А в кого она превращается? – спрашиваю.
- В бомжиху, - с отвращением сказала Мила. - Она настойчиво превращается из прекрасной актрисы в пьющую, курящую, беззубую бомжиху на помойке.
Я удивилась. И, посмотрев на прекрасную молодую женщину, спросила:
- Мила, я вижу перед собой прекрасную женщину. А о ком говорят эти очки?
- Обо мне, - сказала Мила.
Что оказалось.
Мила живет обычную состоятельную подмосковную жизнь – муж, двое детей, дом, друзья, работа. Частью ее жизни является встреча с друзьями и алкоголь. Посидеть в выходные с друзьями – выпить пива или вина – это всегда в удовольствие.
Но в случае Милы употребление вина всегда сопровождалось сильным осуждением и обвинениями.
Папа Милы был алкоголиком, мама боялась алкоголя, потому что многие спивались там, где она росла. И она просила Милу никогда не пить. Муж Милы тоже по своим причинам не хотел, чтобы жена пила алкоголь, считал, что безболезненно это может делать только мужчина. Как мы знаем, семейные детские травмы не избирательны – им все равно, где сколько, какая при этом жизнь и личность. Если опьянел, значит опасно. И члены семьи каждый раз осуждали Милу даже за бокал вина, не понимая, что тем самым они лишь усугубляют ситуацию. Не зря говорят, что со-зависимый сам того не понимая, поддерживает зависимость. В этом часто проявляется алкогольный парадокс.
Человек не может бросить пить для кого-то.
Он может это сделать только для самого себя.
Если его к этому принуждать, он будет пить еще больше, возможно, тайно.
Основа зависимости в том, что алкоголь становится средством борьбы за потребность, как правило, средством борьбы за свободу.
Один человек мне описывал: «выпивая, я расслабляюсь и внутреннее говорю всем: я вправе решать, что делать, а что не делать. В этот момент я свободен, и никто не может мной управлять. Жаль, что потом становится еще хуже».
Вы увидите в этом отголосок того, что позже опишет Мила.
Человек ловит себя в ловушку зависимости от со-зависимого человека – прилипает к нему детской частью, которая не осознает своих взрослых ресурсов. И старается соответствовать его ожиданиям, не развиваясь и не вырастая в со-зависимых (симбиотических) отношениях.
Об этом писал и Эрих Фромм, и Франц Рупперт.
Но потребность в свободе кричит о себе внутри. Потенциалы хотят прорваться, хоть и задушены.
И тогда человек берется за алкоголь, копируя эту компенсаторную модель в семье или где-то еще.
Выпивая, человек как бы кричит:
«Я свободен. Я пришел (пришла) в этот мир не для того, чтобы соответствовать вашим ожиданиям, соответствовать которым у меня нет сил и желания. Сами справляйтесь со своими травмами».
Но он не может осознать, что САМ принял эти ожидания как часть своего долга. САМ им следует только потому что САМ ждет от других поддержки и принятия, не раскрывая своих ресурсов. И получается он остается хорошим, правильным, но не свободным.
И только алкоголь дает ему возможность временно выдохнуть.
Но это иллюзия. Сколько бы алкоголя человек ни пил, он остается несвободным. Ну не может алкоголь дать свободу. Это очевидно. Наоборот, через какое-то время алкоголь только усугубит травму, которую решает, усилив само-бичевание.
Истинное решение в свободе выбора. И это влечет за собой решение действовать, начинать какую-то деятельность, раскрывать свои потенциалы. Раскрытие взрослых ресурсов отключает человека от необходимости соответствовать.
Вот что-то похожее случилось и с Милой.
Но сначала мы стали вспоминать случаи, в которых Милу осуждали за выпитое вино.
Муж делал это жестко, хотя сам любил выпить в компании с удовольствием.
Мама тоже осуждала и тоже была не против в компании друзей выпить алкоголь.
Мне важно было узнать, что при этом происходило внутри Милы, ее реакции и отношение.
- Мила, - спросила я, - а когда муж осудил тебя в пятницу за бокал вина, послушай себя – а ты себя осудила?
- Однозначно да, - вздохнула Мила. – Я тоже себя ругаю.
- То есть в тебе есть часть, которая стоит на стороне мамы и мужа и тоже ругается, так?
- Да, - кивнула Мила.
- Давай на нее посмотрим, - предложила я, - представь перед собой две части - ту часть, которая ругается и ту часть, на кого она ругается.
Миле спонтанно представились:
беззубая пьяная бомжиха – так запечатлелся образ, которым ругалась на неё мама («закончишь жизнь как бомжиха»)
и
белая фарфоровая безупречная статуэтка – внутренний критик.
- Красивая, но не живая, - сказала я. – Им похоже обеим нужна помощь. Для чего этот критик в тебе существует? Какую потребность эта часть личности хочет удовлетворить?
Через этот анализ мы с Милой вышли на то, что ей было запрещено в детстве не соответствовать тому, что хотели видеть родители. Её часто ругали, наказывали, придирались несмотря на то, что умненькая от природы девочка очень хорошо училась, все делала по дому, вообще росла хорошим ребенком просто в среде недовольных собой родителей. И нужно было эту девочку освободить от прошлого недовольства ей.
Ей нужно было дать себе разрешение быть не идеальной, а живой.
Ей нужно было ожить, стать собой уже в других реалиях, услышать свои потребности, а не болезненные потребности и ожидания других.
Потребовалось снять фиксацию Милы на старой детской установке «мне нужно соответствовать ожиданиям», которая компенсировала старую детскую травму несоответствия.
Мила дала поддержку части личности, представленной фарфоровой фигуркой, дала этой части опыта принятие, энергетическую поддержку, сняла с нее родительское предписание «ты рождена, чтобы радовать меня, соответствуй!».
Мила разрешила этой части быть свободной и разрешила ей быть правильной исключительно для себя, делать что-то или не делать что-то для себя, пить вино или переставать пить вино для себя (!) и наслаждаться всем этим.
Часть, на которую мама когда-то «одела костюмчик бомжихи», Мила тоже поддержала, вывела в реальность, сказала: «никакая ты не алкоголичка, и я не будет делать из тебя бомжа», дала ей те же самые разрешения, что и фарфоровой статуэтке. Это же, по сути, две части одной травмы, расщепленные на обесцененную часть и часть, вставшую на ее защиту - через критику вернуть благосклонность мамы.
Мила разрешила ей пить красиво, не пить красиво, отказываться от вина, но главное, что все для себя самой, самой решать, что делать, как надо и для чего.
И то и то может быть красивым, живым и приносить удовольствие.
Главное – это выбрать и разрешить себе выбирать, даже если кто-то против.
Решение проблем могут быть объективными или субъективными.
Субъективные действия мы делаем во внутренней реальности. Только внутри, в воображении.
Объективные – во внешней реальности в виде конкретных действий.
На встрече мы сделали с Милой субъективную внутреннюю работу, убирая то разрушающее, что запрограммировалось в ней в детстве.
И потом Мила доделала эту работу в объективной реальности уже в отношениях с мужем. Мила описала это и разрешила поделиться.
Мила написала:
Машенька, привет. В общем, сразу после работы пелена с глаз не ушла. Я проснулась, расстроилась немного, что этого не произошло. Но потом стала наблюдать. Я постоянно повторяла себе эту фразу, что вышла в процессе нашей работы - я не алкоголичка. И каждый раз испытывала облегчение от того, что это многолетнее клеймо, преданное мне мамой, наконец-то ушло.
Я не алкоголичка!
Постепенно пелена уходила с правого глаза, но на левом все было так же сильно.
На своей еженедельной сессии с психологом я поделилась нашей с тобой работой, и мы пошли дальше в эту тему. Рассматривали вообще отношения с алкоголем в нашей семье.
Там во всей красе вышел страх мамы перед алкоголизмом, который она передала мне.
Немного доработали.
А через неделю случился день рождения моей дочери. Было много гостей, я постоянно суетилась и забыла поесть. Я совсем немного выпила, но ночью меня рвало. Утром муж, как обычно, стал мне говорить о том, что я просто ужасная, что женщины так себя не ведут, что это стыд и позор, и так далее. На секунду я хотела поверить ему, но потом твердо сказала себе: «я не алкоголичка, я просто не поела и забегалась».
Посмотрела на мужа и ответила ему: «У всех бывает. Не драматизируй».
Он обомлел, но не стал спорить со мной.
Это бы первый шаг.
Еще через неделю приехал в гости мой младший брат, с которым мы не виделись 10 лет. Мы засиделись до 4-х утра. Болтали и болтали.
Я позволила себе выпить лишнего.
Муж утром начал меня просто гнобить. Наговорил ужасных слов, сказал, что я алкоголичка, что много пью.
Хотя я выпила бутылку вина за весь вечер.
Во мне появилась какая-то праведная злость.
Я сидела дома, крутила в голове эту ситуацию, и сама себя спрашивала:
почему я не могу посидеть с братом, которого не видела 10 лет!!!???
И вдруг сама себе ответила: Могу!
И тут меня взрывает, и я закричала, подняв голову вверх:
Отстаньте от меня ВСЕ!!!
Я сама решу! Сколько хочу, столько и буду пить!!!
И не надо мне указывать!
Это моя жизнь!!!
Хочу - стану алкоголичкой!
Хочу - нет!
Мой выбор.
Я сама выбираю СКОЛЬКО, С КЕМ и КОГДА мне пить!
Я вдруг почувствовала невероятное облегчение.
А через время заметила, что пелены на глазах нет!
НИГДЕ.
Ни на левом, ни на правом.
Я перестала себя осуждать, и сама себе разрешила все.
Даже если кто-то меня сейчас осудит.
Он осудит себя.
Теперь пелены нет,желания выпить тоже кстати нет.
И интересно, что ни мама, ни муж вообще сейчас мне ничего не говорят, когда я ставлю на стол вино и бокалы».
.
Я не алкоголичка!
Постепенно пелена уходила с правого глаза, но на левом все было так же сильно.
На своей еженедельной сессии с психологом я поделилась нашей с тобой работой, и мы пошли дальше в эту тему. Рассматривали вообще отношения с алкоголем в нашей семье.
Там во всей красе вышел страх мамы перед алкоголизмом, который она передала мне.
Немного доработали.
А через неделю случился день рождения моей дочери. Было много гостей, я постоянно суетилась и забыла поесть. Я совсем немного выпила, но ночью меня рвало. Утром муж, как обычно, стал мне говорить о том, что я просто ужасная, что женщины так себя не ведут, что это стыд и позор, и так далее. На секунду я хотела поверить ему, но потом твердо сказала себе: «я не алкоголичка, я просто не поела и забегалась».
Посмотрела на мужа и ответила ему: «У всех бывает. Не драматизируй».
Он обомлел, но не стал спорить со мной.
Это бы первый шаг.
Еще через неделю приехал в гости мой младший брат, с которым мы не виделись 10 лет. Мы засиделись до 4-х утра. Болтали и болтали.
Я позволила себе выпить лишнего.
Муж утром начал меня просто гнобить. Наговорил ужасных слов, сказал, что я алкоголичка, что много пью.
Хотя я выпила бутылку вина за весь вечер.
Во мне появилась какая-то праведная злость.
Я сидела дома, крутила в голове эту ситуацию, и сама себя спрашивала:
почему я не могу посидеть с братом, которого не видела 10 лет!!!???
И вдруг сама себе ответила: Могу!
И тут меня взрывает, и я закричала, подняв голову вверх:
Отстаньте от меня ВСЕ!!!
Я сама решу! Сколько хочу, столько и буду пить!!!
И не надо мне указывать!
Это моя жизнь!!!
Хочу - стану алкоголичкой!
Хочу - нет!
Мой выбор.
Я сама выбираю СКОЛЬКО, С КЕМ и КОГДА мне пить!
Я вдруг почувствовала невероятное облегчение.
А через время заметила, что пелены на глазах нет!
НИГДЕ.
Ни на левом, ни на правом.
Я перестала себя осуждать, и сама себе разрешила все.
Даже если кто-то меня сейчас осудит.
Он осудит себя.
Теперь пелены нет,желания выпить тоже кстати нет.
И интересно, что ни мама, ни муж вообще сейчас мне ничего не говорят, когда я ставлю на стол вино и бокалы».
.
Вот так Мила внутреннем решением вышла в другую реальность.
Симптом прошёл.
С точки зрения психосоматики симптом проявляет внутренний конфликт и одновременно предлагает символическое решение.
Разгадать смысл этого решения - значит освободить тело от этой задачи.
В случае Милы симптом проявил, так называемые, «залитые зенки», вызывающие чувство стыда и боль осуждения, которые Мила пыталась вытеснить.
Символическое решение, который пытался предложить симптом, сводился к тому, чтобы спрятать, «закрыть глаза очками», чтобы не чувствовать эти стыд и боль осуждения.
«Браво, Мила!»
Я очень благодарна Миле за то, что она разрешила это все рассказать.
Её способность понимать себя, и глубина внутренних процессов может провести к решению похожей проблемы у многих.
Мила смогла в тот сконцентрированный миг принять свою свободу, вырвавшуюся криком.
«Я сама выбираю с кем что и когда. И несу за это ответственность. Прежде всего перед собой»
Этот ресурс распаковался в ней после всей проделанной внутренний работы и реализовался в объективном шаге.
Я очень благодарна Миле за то, что она разрешила это все рассказать.
Её способность понимать себя, и глубина внутренних процессов может провести к решению похожей проблемы у многих.
Мила смогла в тот сконцентрированный миг принять свою свободу, вырвавшуюся криком.
«Я сама выбираю с кем что и когда. И несу за это ответственность. Прежде всего перед собой»
Этот ресурс распаковался в ней после всей проделанной внутренний работы и реализовался в объективном шаге.
P.S.
Такая пелена конечно же не всегда сводится к алкоголю и "залитым зенкам", но, судя по всему она сводится именно к чувству стыда и защите от него. Не зря мы опускаем глаза, когда чувствуем, что с нами что-то не то, что в нас могут разглядеть то, чего мы стыдимся.
Такая пелена конечно же не всегда сводится к алкоголю и "залитым зенкам", но, судя по всему она сводится именно к чувству стыда и защите от него. Не зря мы опускаем глаза, когда чувствуем, что с нами что-то не то, что в нас могут разглядеть то, чего мы стыдимся.