Работа с острой экземой: метод ЭОТ (живая практика)

Я много лет работаю в области психосоматической помощи людям и наблюдаю, как в последнее время растет количество таких запросов. Когда человек не может справиться со своим болезненным состоянием быстро или с помощью фармакологических средств, он обращается к психологу, стараясь найти причину своего состояния и помочь себе восстановиться. Кроме того, сейчас все чаще и чаще именно врачи, помогая человеку справиться с симптомами медикаментозно, советуют ему обратиться также к психологу.

Я вижу в этом смысл и согласна с Эриком Берном, который в своей книге «Введение в психиатрию и психоанализ для непосвященных» несколько раз делает акцент на том, что не психосоматической медицины не существует. Он пишет:

«Медицина не делится на психосоматическую и не психосоматическую. Просто одни врачи больше интересуются психическими аспектами болезни, а другие – физическими, но каждая болезнь является и психической, и физической. И болезни нет дела до того, знает ли об этом врач».

С точки зрения психосоматического подхода ткани организма просто так меняться не будут. Они это делают под воздействием чего-то. И если на ткань или организм в целом не было механического или химического воздействия, тогда есть смысл посмотреть на то, какое воздействие может идти из психики – почему орган изменился. Эмоционально-образная терапия помогает выявлять этот психогенный фактор и находить, что требуется для успокоения и восстановления организма.

В этой статье я хочу поделиться случаем работы с острой экземой – воспалительным поражением кожного покрова кистей обоих рук, характеризующимся покраснением, зудом, высыпаниями.

Консультация полностью проходила в рамках эмоционально-образной терапии.

Ко мне обратилась женщина, зовут Оля, с жалобами на острую «стремительно разрастающуюся» экзему. Началось с одного пятна на левой руке, а на момент консультации воспаление было уже на обоих руках с двух сторон, сочилось и Оля ходила с перебинтованными руками. Выписанные препараты не помогали, и Оля решила исследовать психологическую причину своего состояния, что привело к быстрому восстановлению. Воспалительный процесс остановился в этот же день,

хватило одной встречи. Связываю это, в частности с тем, что мы уже встречались с Олей по другим вопросам, было полное доверие и психосоматический взгляд уже стал частью ее мировоззрения.

Оля разрешила поделиться своим опытом здесь в надежде, что он поможет кому-то еще по-другому посмотреть на причины симптомов.

Я предложила Оле представить, как в воображении выглядит ее симптом экземы. Он представился в виде болота, в котором сидел младенец – маленькая девочка.

То есть бессознательное Оли сразу дало информацию и о части личности (опыта), которая была связана с этим симптомом.

Оля сказала:

- Девочка – это я маленькая. И в болоте ей лучше, спокойнее, потому что вокруг всё гораздо хуже и страшнее. Она абсолютно беспомощна, ей одиноко, грустно, до неё никому нет дела. Ей хочется мыслями убежать в какой-то другой воображаемый добрый мир, а физически она будет сидеть в болоте – другого варианта нет.

Я предложила идентифицироваться также с образом болота и посмотреть, какие там состояния.

Когда Оля в воображении стала образом болота, она почувствовала уныние, страх и бессилие повлиять на жестокий мир, в котором сильные измываются над слабыми, доставляя им мучения и боль. И с этим ничего невозможно сделать.

Из образа болота Оля посмотрела на маленькую девочку и сказала:

- Я ее защищаю от жестокости этого мира. Мир жестокий и опасный. Моя функция - обволакивать ее и не пускать в мир.

Эти образы привели Олю к воспоминаниям её детства. Она часто чувствовала себя там так же одиноко и грустно, родители ругались, мама плакала и подолгу уходила в себя, чувствуя брошенной. А еще Оля очень сильно боялась того, что происходит за дверью квартиры, вспомнила, как ее охватывал ужас, когда думала, что окажется за этой дверью. Но ни с кем не могла поделиться этими страхами, потому что всем было не до неё, на мой вопрос: «а что будет, если ты расскажешь маме или папе о своих страхах?» она ответила: «на меня только наорут и всё равно не защитят».

Тогда маленькая девочка решила создать в воображении другой мир, в котором «все были добрые, было красиво и спокойно».

- Я буквально проводила в этом воображаемом мире целые дни, пока меня не выдергивали оттуда с какой-то целью.

Оля осознала, что сейчас делает тоже самое, убегая не в воображаемый, а в реальный «свой мирок», ограниченный ее квартирой - «государство в государстве» - как она его назвала, боясь вылезать и проявляться для этого мира.

Еще одна важная часть исследовательской работы была с образом опасности, которая ждала за пределами болота. Я предложила Оле представить кто и кому причиняет в мире столько страданий.

Возник образ мужчин-садистов, которые причиняют мучения и боль несчастной кошке, которая не может убежать, вырваться, избежать мучений и уже думает о смерти, как единственном избавлении от страданий.

У Оли возникла спонтанная ассоциация образа несчастной кошки с образом матери, которая мучилась от отчаяния, бессилия и горя. На вопрос: «Если это мама, как ты думаешь, кто эти садисты для твоей мамы?» Оля ответила: «Не знаю, но у мамы была жизнь, полная страданий, думаю, ей досталось от многих, в частности от моего отца». К слову, у мамы на определенных этапах жизни были суицидальные мысли.

Аналитические выводы и комментарии

В этой части работы мы видим, как бессознательное, как всегда филигранно точно, раскрывает для нас образы и связанные с ними вытесненные эмоциональные переживания.

За симптомом экземы проявился страх и бессилие перед жестоким угрожающим миром. Угрозу несут жестокие мужчины, причиняющие боль слабой, неспособной защититься женщине. При этом нет возможности найти того, кто может ее защитить, так как никому нет до нее дела. Этот опыт маленькая девочка в детстве наблюдала через образ и чувства мамы, ее отношения с миром, которые она неосознанно через вербальные и невербальные послания передала своей дочери.

Как пишет Карен Хорни, младенец рождается беспомощным и слабым, у него возникает тревога перед новым окружающим миром. Если мать своим присутствием и контактом обеспечивает ребенку предсказуемость мира и защищенность, беспомощность и тревога постепенно уходят. Если нет - они становятся хроническими - окружающий мир воспринимается как ненадежный и страшный, а сам ребенок себе кажется слабым и никчемным. Если же мать еще и сама склонна к тревоге и воспринимает мир как опасный и жестокий - это закрепляет страх перед жизнью. Ребёнок пытается адаптироваться к опасному миру сам и ищет состояние незащищенности различными невротическими способами, в частности, бегством, изоляцией, уходом от людей.

В поиске выхода из чувства слабости и неполноценности, ребенок может сформировать фиктивную цель и стиль жизни (термины Альфреда Адлера), чтобы компенсировать неполноценность и оказаться в безопасности. Фиктивные они потому, что к истинному результату и удовлетворению фрустрированной в детстве потребности они не приведут никогда.

В случае Оли мы все это с ней наблюдали.

Болезненный опыт мамы, передавшийся дочери, закрепился в ней в виде ужаса и ощущения, что надеяться на взрослых невозможно – они сами не справляются с этим жестоким миром, наполненным мучением и болью.

У Оли в очень раннем возрасте сформировалось глубинное убеждение «Мир опасен, и я должна сама ему противостоять», что определило ее взрослую жизнь.

Это сформировало у Оли избегающий стиль жизни – как назвал его Альфред Адлер или в терминологии Карен Хорни - невротический уход от людей. Оля создала свой затворнический мир, из которого она выбиралась ненадолго по важным делам и тут же пряталась обратно. Как я уже сказала, эти невротические стремления фиктивны, и Оля в свои 35 лет так и оставалась напуганной и бесконечно беспомощной.

Симптом стал частью этого стремления убежать от контакта с людьми как способу адаптироваться, приспособиться к пугающей реальности, в которой она зафиксировалась, будучи ребёнком. Неудовлетворенная потребность в чувстве защищенности сформировала внутри Оли хроническое состояние тревоги и беспомощности.

Как показывает практика симптом именно в этом органе, именно в этих тканях возникает не зря. Это не случайность. Он очень связан с биологической или социальной функцией органа. Так сильно изменившаяся у Оли кожа биологически отвечает за контакт с окружающей средой и людьми. Руки тоже – ими мы прикасаемся, здороваемся, чувствуем людей.

В процессе встречи Оля вдруг поняла, что симптом появился как раз в то время, когда папа стал искать контакта с ней, звонил, искал сближения, они тепло разговаривали. Тогда она ощутила первый зуд и появилось первое пятно.

- Неужели все это время я носила внутри такой угрожающий образ моего отца? – удивлялась Оля, - он часто отвергал и причинял боль маме и мне, но я не представляла, что это может проявиться сейчас - в таком возрасте.

Вопрос логичен, но нас в нашем эмоционально-образном подходе он не удивляет. С нашей точки зрения, все психологические и психосоматические проблемы порождаются хроническими негативными эмоциями, которые зафиксировались в психике в прошлом и могут не иметь в настоящее время реального обоснования. Им просто нужен триггер, чтобы запустить адаптационные механизмы, в частности симптомы болезни. И стоит убрать эту эмоциональную фиксацию, и симптомы уходят, так как адаптация уже не нужна.

Также произошло с Олей.

Первым терапевтическим шагом я предложила Оле оказать поддержку её внутреннему ребёнку – маленькой девочке. Она взяла её на руки, прижала к груди и сказала то, что сама всю жизнь хотела услышать от мамы:

- Я с тобой! Ты больше не одна! Ты мне действительно очень важна - я никогда от тебя не отвернусь, всегда буду о тебе заботиться и защищать. Я буду рядом, и я покажу, что представляет собой этот мир на самом деле, помогу тебе к нему адаптироваться, он совсем не страшный, он хороший и интересный.

Оля сказала, что почувствовала спокойствие и расслабление после этих слов.

Я попросила ее снова идентифицироваться с образом маленькой девочки и посмотреть, что она чувствует сейчас.

И Оля сказала:

- А мне больше не нужно сидеть в этом болоте, мне гораздо лучше на руках у взрослой Оли.

Она вдруг почувствовала интерес с тому, что происходит вокруг. Такой естественный для маленького ребенка и так глубоко подавленный когда-то страхом.

Мы обсудили с Олей, что ее страхи выходить в мир были страхами её внутреннего ребенка, которые зафиксировались в психике под действием той атмосферы, в которой она росла. И если ей снова станет страшно, ей нужно мысленно брать девочку на руки и повторять эти слова, которые привели к расслаблению сейчас.

Я спросила у Оли, как она сейчас воспринимает образ болота, нужно ли оно ей.

Оля сказала, что болото у неё ассоциируется с домом, наполненным мамиными чувствами и сейчас, когда она поняла его суть, ей больше не хочется носить это в себе. И я предложила разрешить болоту вернуть маме ее чувства. Сказать:

- Мама, это твои страхи, твое отчаяние и бессилие, твоё отношение к миру. Мне это больше не нужно, я посмотрю на мир своими глазами, и я хочу вступить в контакт с этим миром.

Уже в процессе проговаривания этих слов, Оля сказала, что из болота поднялась темная туча (образ невыплаканных слез, тоски, печали) и поплыла к маме. Болото очистилось и стало небольшим чистым озером.

Я предложила идентифицироваться с этим образом и там возникло чувство свежести и еще большего расслабления. Мы обсудили с Олей, что скорее всего это ее женская - девочкина – природа, которая была искажена атмосферой маминых переживаний.

Она с удовольствием приняла ее как часть своей личности и девочка рассмеялась, стала топтаться и плескаться в этом озере. Произошло соединение внутреннего ребёнка со своей естественной природой.